А может, и хорошо, что не превратилась. Судя по Кристине, я тоже рисковала бы оказаться в незнакомом лесу голышом и с полудохлым мужем в придачу.
Медведем я все же хоть не замерзну, о ветки не поранюсь и все такое прочее. Еду, опять же… проще добывать. И посторонних медведей гонять, кстати!
Ох, грехи наши тяжкие… вот так и вспомнишь бабушкину присказку. Ну и что мне теперь делать? Ребенок голый, голодный и замерзший, еще немного — и, как пить дать, заболеет. Муж объелся груш. В смысле тоже валяется на холодной земле дохлой тушкой мертвого тела и в дело утепления потомства употреблен быть не может. Дела…
— Залезай на меня верхом, — велела я девчонке, все еще немного сомневаясь, что это не я с ума сошла и у себя в голове сама с собой разговариваю. Но нет, дите понятливо пискнуло и стало проворно карабкаться по моему боку, цепляясь за шерсть пальцами рук и ног. Умная обезьянка, проворная. И послушная.
— Ложись всем телом, заройся в мех и грейся.
— А папа?
— А папу тоже не оставим на холодной земле лежать, — вздохнула я. Ну чего, транспортировка недобитого Гринча… то есть Айвена, дело, можно сказать, привычное. Зубами за ремень на брюках — и понесла, как собака кутят носит. Даже удобно, что он без сознания — тихо висит, не брыкается.
В пещере было немножечко теплее, но все равно если устраивать тут более-менее постоянную берлогу, то для ребенка уровень комфорта надо повышать. Зря я, кстати, на Гри… Айвена наезжала по поводу того, что он на мелкую даже свою рубашку не надел. Он и не мог, потому что кое-какая косолапая и очень самоуверенная склеротичка забыла ее на берегу реки.
Сгрузив мужчину в уголок, я кое-как устроила его на спине, Кристине велела лечь сверху ему на грудь, чтобы грели друг друга, а сама со всех четырех лап кинулась добывать комфорт своему новому семейству. А куда деваться, если они уже есть и уже здесь?
Выбравшись из логова, я на секунду остановилась, соображая, куда двинуться первым делом. Так… уже утро, но все равно, далеко отходить от пещеры не стоит. Этих двоих оставлять без присмотра чревато — мало ли, давешний носитель медвежьих генов вернется, или муж придет в себя и решит, что от опасной медведицы надо убежать подальше. Затащит ребенка не пойми куда, еще уронит или потеряет, да и сам убьется — в таком состоянии люди вообще плохо соображают.
Я, конечно, их потом по запаху найду, но как бы поздно не было… Так. Значит, поход на отмель за рубашкой пока откладывается. К тому же выпала роса и ткань наверняка ею пропиталась; прежде чем надевать на ребенка, эту одежку придется высушить.
Значит, утепляемся природными компонентами. Хорошо все же быть медведем — хоть целую елку на лапник обдерешь и не вспотеешь!
Конечно, всю ель я заламывать не стала — эколог я или где? Аккуратно, мысленно прося у дерева прощения, поотгрызала тут и там молодые ветки с более мягкой хвоей, аккуратно сложила кучкой и только потом в охапке понесла ко входу в пещеру.
Внутрь эту охапку пришлось пропихивать носом, потому что в полный рост с прижатыми к груди ветками я б туда просто не вошла. Так что изнутри, наверное, это выглядело совсем шизофренично: все шуршит, пыхтит и лезет в пещеру невнятной темной колючей массой.
Неудивительно, что ребенок испуганно взвизгнул, а мне в лоб прилетело тем самым осколком камня. Тьфу! Очнулся, недобиток…
— Щас как дам! Прекрати швыряться, псих долбанутый, — раздраженно рявкнула я, протискиваясь в логово. У-у- у, хорошо еще, что медвежий череп такой крепкий. Откуда только силы взялись у этого задохлика, приложил так, что у меня аж между ушами звон пошел и глаза к носу чуть не съехались.
— Папа, я тебе говорила, говорила! — Детенок сделал попытку выскочить из-за недобитковой спины и опять ухватить мою мохнатую тушку всеми четырьмя конечностями, но не тут-то было. Айвен оказался проворнее, в момент поймал прыгучего ребенка поперек туловища и запихал обратно себе за спину, еще и шикнул строго. А потом обернулся ко мне и…
— Только не обратно в обморок! — торопливо попросила я. — Ну хватит уже. Что, говорящих медведей никогда не видел?
— Золотинка? — Мужчина растерянно потер лицо руками и осел на пол. Но не без сознания, слава богу, а просто обессиленно прислонился к глинистой стене и на секунду закрыл глаза. — Это… это правда ты?..
Вот ведь вопрос. Теоретически я вовсе не его жена. А практически… из тех картинок-сновидений я почерпнула не только чужие воспоминания, но еще кое-что вроде смутных ощущений. Такую память своеобразную, но не мысленную и даже не телесную, а, скорее, эмоциональную.
Именно благодаря этой памяти чувств я воспринимала Кристину как своего ребенка. Ну и запах еще, он был таким родным, что сомнений не оставалось. То есть в этой части я действительно ребенкина мама и, получается, Айвенова жена.
А вот в отношении него все было сложнее. Вроде бы та самая память чувств тоже где-то маячила на краю сознания, но так уж вышло, что образ тупоголового Гринча напрочь ее забил в те самые первые мгновения нашей встречи. И теперь именно мое отношение к бывшему однокласснику играло первую скрипку в моей душе.
То есть я воспринимала мужа как непроходимого придурка, всю школу не дававшего мне спокойно жить, трепавшего мне нервы в колледже, потом в университете и, наконец, даже в аспирантуре. Ну и как вишенка на торте — я его прямо сильно не любила за идиотский трюк с мотоциклом. Слишком дорого мне он обошелся…
Понятно, Гринч вовсе не хотел меня убивать, понятно, что это был несчастный случай. И Айвен, сидящий передо мной на глинистом полу, — вообще не Гринч. Но хоть тресни, а отношение к нему в голове уже сложилось. И чтобы переломить его, мне надо делать усилие над собой.
Так что же мне ответить на его вопрос? Вон он как замер, не дышит почти, глаза горят лихорадочным огнем то ли надежды, то ли отчаяния, то ли безумия. Что мне ему сказать? Что его жена неизвестно где и, скорее всего, действительно умерла, а я только непонятная пришелица из другого мира и другого времени, странным образом оказавшаяся в теле медведицы?
Да у него окончательно крыша поедет. Я сама стараюсь сильно на эту тему не задумываться, чтобы не сойти с ума. А у мужика и без того голова продырявлена.
Значит…
Глава 10
— Можно сказать и так. — Я протиснулась в пещеру и ворчливо перевела тему: — Подвинься, сделаю подстилку для ребенка. А потом тебя осмотрю, надо проверить, как раны заживают. Хотя прыгаешь ты шустро, значит, все более-менее в порядке.
— Золотин…ка… — Кажется, ему опять плохо. Дохлый какой-то мужик, а еще золотодобытчик. Ну ладно, ладно. Это я вредничаю и придираюсь. А кто бы на моем месте вел себя как пушистый зайчик?
— Давай сначала сделаем так, чтобы у нас ребенок не умер от переохлаждения, а потом будем между собой разбираться, — предложила я компромисс.
Мой муженек тем временем немного пришел в себя и начал коситься на меня с подозрением. Но не с тем подозрением, с которым смотрят на дикого зверя — что ему в башку стрельнет, непонятно, но вдруг кинется. А с другим таким. Более человеческим. И я даже поняла, что его насторожило. Золотинка-Голди, сирота-полукровка из индейского поселения, была способной девочкой и старательно учила не только английский, который здесь называли бриттским, но и славский-русский. Вот только говорила она на нем все еще не так уверенно и с акцентом. А я на эмоциях шпарила с подвывертом, да еще и с такими интонациями, с какими Голди, наверное, никогда с мужем не разговаривала.
— Если ты не заметил, рот я для разговора не открываю. И слова произношу не языком. Я медведь, вообще-то. Поэтому обращаюсь напрямую к твоему разуму и душе, — постараюсь сразу развеять его подозрения, хотя сама ни фига не понимаю. Но тут главное — напустить туману и вещать уверенно. — У души акцента не бывает, потому ты так хорошо понимаешь, что я говорю.
— Золотинка… но как?! Что произошло?! — Кажется, «объелсягруш» немного расслабился. Не то чтобы поверил до конца, но признал, что все так странно, что даже подозревать сейчас не время.